Новости
Статьи
Николай Андрианов
22.08.2018
Было впечатление, что зиме надоело играть с осенью, отступать перед дождями и только по ночам мстить гололедом и свирепыми ветрами. В то утро старуха-зима решительно ткнула клюкой в землю и прошипела: «Хватит, поигрались и будет, пора осени и честь знать».
По радио передали: «Во Владимире минус тридцать. Предупреждаем родителей — занятия в школе отменяются». Не выдержав мороза, в старых домах лопались трубы, пошли в ход электрокамины и другие нагревательные приборы.
В красном кирпичном здании владимирской гимнастической школы светились окна и хлопали двери, впуская вместе с клубами морозного воздуха крохотных, перевязанных бабушкиными пуховыми платками гимнастов и гимнасток. Через десять минут, освободившись от одежек, они стояли на ковре в зале хореографии. Тренер давал задание: «Прослушайте внимательно мелодию, а затем представьте, что это были звуки шагов каких-то животных... Нет, нет, спрашивать вас я ни о чем не буду. Попытайтесь изобразить то, что вы представляете».
Во Владимире открыли памятник великому гимнасту Николаю Андрианову
Вместе с мелодией затопали ноги, дети скакали, прыгали, меняя выражение глаз и мимику.
— А вот теперь рассказывайте, кем вы только что были. — Зайчиком. — Мышкой. — Лягушкой. — Синичкой. — Лошадкой.И вдруг они замерли, глядя во все глаза на дверь, откуда смотрело веселое курносое лицо их кумира, Николая Андрианова.
Он крикнул им:
— Здорово, карандаши!И скрылся.
«Карандаши» зашептали: «Андрианов, это же наш Андрианов». Подтянулись, выгнули спины и задрали подбородки. Казалось, что носы у них в этот миг закурносились так же, как у самого главного спортсмена их школы.
Весь Владимир, все его население, достигшее пятилетнего возраста, стремилось стать хоть чуточку похожим на олимпийского чемпиона Андрианова...
... Колька Андрианов, гроза местных садов и огородов, первый забияка и драчун, первый во дворе футбольный форвард, попал в школу гимнастики случайно, за компанию с Женькой, своим соседом и соратником по всем дворовым делам. Женькин выбор он сразу же не одобрил, оглядев собравшихся в зале чистюль в белых носках и тщательно выглаженных трусах.
Он заливался смехом, когда кто-то из них беспомощно дрыгал ногами на перекладине и сопел от натуги. Николай Григорьевич Толкачев, их тренер, тогда строго посматривал в его сторону. Кольке не терпелось забраться поскорее на перекладину, чтобы отомстить этим хлюпикам за недоброжелательные взгляды. Наконец подошла и его очередь. Он подтянул видавшие виды трусы, шмыгнул носом и яростно бросился подтягиваться. Толкачеву пришлось силой стаскивать Андрианова с перекладины. Было ясно, что еще чуть-чуть, и тот в кровь сдерет ладони.
— Видал? — бросил Колька Жене. — Видал,— Женя смотрел на друга с уважением.— Здорово ты... — Ну так вот. Мастер, он сразу виден...Скоро Кольку было не узнать. Он ходил в настоящих спортивных трусах, которые подарил ему Толкачев. По совету тренера пришлось срезать и залихватский чубчик. Кольке заниматься гимнастикой страшно нравилось. Особенно он любил задания на сознательность. Это когда Николай Григорьевич писал на бревне мелом «100 фляков», сам уходил из зала, а они должны были сами накрутить положенное количество фляков. Колька крутил по двести и уходил из зала только тогда, когда Толкачев отправлял его в раздевалку.
В Колькиной жизни вообще теперь все переменилось. Бегать во дворе не было времени, да и охота пропала. В зале было куда интереснее. Ему нравился особый запах магнезии, нравились блестящие снаряды, нравилось вымокать на тренировке до нитки, а потом долго стоять под колючими струйками душа.
Да и уроки теперь пришлось делать. Сначала такая постановка вопроса Кольке пришлась не по душе. «Еще чего,— думал он. — Раньше времени было навалом, и то не делал, а теперь-то и подавно не буду». Его дневник пестрил «двойками». Кое-где мелькали «тройки».
Так бы и продолжалось, если бы однажды Николай Григорьевич не потребовал дневник. Андрианов внимательно следил за выражением лица тренера. Боялся услышать обычные в этих случаях наставления, заранее репетировал ответ. Но Толкачев ругать ученика не стал. Спросил только: «Тебе не кажется, что это, он указал на «двойки», не по-мужски?»
Теперь во что бы то ни стало Андрианову хотелось заслужить похвалу из уст тренера, дорогого ему человека. Он набросился на математику так же, как когда-то на перекладину. Смотрел на учителей и про себя повторял: «Ну, я вас скоро удивлю!»
Задачи давались ему с трудом. Все эти трубы, бассейны, которые зачем-то то наливались, то опустошались, эти пешеходы и велосипедисты, которые шли и ехали навстречу друг другу из пунктов «А» и «Б», снились Кольке по ночам. Зато через два месяца в рабочей тетради Толкачева появилась запись, подчеркнутая жирной чертой: Андрианов получил первую твердую «четверку» по математике. Все в жизни Коли урегулировалось, стало на свои места. Было ему спокойно и счастливо. Если бы...
Если бы не первые соревнования. Он долго потом не мог объяснить себе, что это с ним в тот день случилось. Андрианов никогда и ничего не боялся, его трудно было смутить, но в тот злополучный день что-то сломалось, замкнулось в нем.
... Объявили фамилию: «Андрианов». Аккомпаниатор заиграл мелодию вольных упражнений. Коля подошел к ковру, вздернул подбородок и — не смог сделать ни одного движения. Музыка замерла. Судья сделал еще одну попытку: «Андрианов». Колька сосредоточил взгляд на ковре, а потом бросился что есть сил в раздевалку, размазывая на ходу злые слезы.
Во дворе, как обычно, мальчишки гоняли мяч. Колька присоединился. к ним, приговаривая при каждом ударе: «Плевать я хотел на вашу гимнастику, плевать». Но уже через минуту игра показалась ему скучной, двор тусклым, дома серыми и жизнь противной.
Вечером появился Женя с сияющим видом. Сказал небрежно: «Выиграл». Кольке очень хотелось услышать, что сказал Толкачев, но спрашивать не стал. Гордость не позволяла. Женя сам завел об этом разговор: «Слушай, ты куда делся? Николай Григорьевич обыскался. Сказал, чтобы домой к нему зашел».
Дальше Андрианов слушать не стал. Побежал к Толкачеву, на ходу ругая себя за глупую выходку.
«Подумаешь,— соображал он на ходу,— выиграю еще. И не только первенство школы...»