Новости
Статьи
«Музей не может быть трансформером»: заведующая мемориальной квартирой Андрея Белого Моника Спивак
28.08.2018
1 апреля скончался поэт-шестидесятник Евгений Евтушенко. Свой дом в Переделкино он сам успел превратить в музей и завещал его государству. «Мой музей — подарок от души моей Родине, воспитавшей меня», — говорил он.
Но при жизни поэта это пространство оставалось все-таки его домом, куда он приезжал, выступал, приглашал в гости. Теперь оно стало домом мемориальным, и пока рано говорить о концепции его развития. Но как вообще развиваются музеи-квартиры, мемориальные дома, персональные музеи? Какие есть формы презентации «законсервированного» музейного пространства, как сделать экспозиционно интересными архивные документы для широкой аудитории? Об этом мы поговорили с заведующей Мемориальной квартирой Андрея Белого , филологом, профессором Моникой Спивак.
Моника Спивак — филолог, историк литературы, доктор филологических наук, заслуженный работник культуры Российской Федерации. Заведующая «Мемориальной квартирой Андрея Белого», филиалом Государственного музея А.С. ПушкинаВы ученый-филолог, но одновременно руководите музеем. Как можно рассказать жизнь человека, безграничный мир его творчества в ограниченном пространстве мемориального дома?
Да, я филолог и ощущаю себя, конечно, филологом. И да, я уже давно – заведующая музеем «Мемориальная квартира Андрея Белого». Филология, да и вообще гуманитарная наука – она, как Дух, «дышит, где хочет». С построением музея – дело другое. Надо было из знаний выделить визуальное зерно и выстроить из визуально значимых образов сюжет жизни и творчества. Этот общий тезис не так пугает, если музей обладает огромным фондом, огромным архивом. У нас же было все иначе – мы начинали с нуля, с пустых стен, которые оживлялись только текстами Андрея Белого и нашим воображением. А придумки рождаются из филологических знаний прежде всего.
«Филология, да и вообще гуманитарная наука – она, как Дух, «дышит, где хочет». С построением музея – дело другое. Надо было из знаний выделить визуальное зерно и выстроить из визуально значимых образов сюжет жизни и творчества»
Большой проблемой было и то, что перед нами – не просто выставочный зал, а мемориальная квартира, где каждая комната имеет свое назначение. Здесь детская, здесь комната матери, здесь кабинет отца, а там – столовая. И это была даже не просто мемориальная квартира, а квартира, многократно Белым осмысленная в мемуарах и прозе. По сути, эта квартира – главный герой позднего творчества Белого. И в ней на момент решения о создании музея, не было ничего кроме мемориальных стен. Мы предпочли бы не типологический фейк, а подлинные экспонаты, которые говорят о человеке и его эпохе больше и лучше любой подделки. Сейчас у нас, конечно, есть свои фонды, документы, подлинные экспонаты.
«Мы предпочли бы не типологический фейк, а подлинные экспонаты, которые говорят о человеке и его эпохе больше и лучше любой подделки»
Именно филологическая культура позволила нам отказаться от самого соблазнительного и, на первый взгляд, простого пути – воссоздать мемориальную квартиру по тем описаниям, которые в изобилии есть в автобиографических произведениях Белого. По ним было известно и то, какая мебель стояла, и цвет обоев и так далее.
Мы нашли компромисс, который показался удачным. И сделали своего рода символический микс. В каждой из жилых комнат мы, во-первых, выделили собственно мемориальные зоны, позволяющие сохранить верность изначальным функциям мемориального пространства: детская, комната матери, кабинет профессора. Во-вторых, мы связали каждую комнату с тем или иным пластом творчества Белого, коррелирующим с мемориальным пространством. И, в-третьих, мы сквозным и скрепляющим разные темы сюжетом сделали Москву конца 19 – первой трети 20 века. Например, детская – это мемориальный пеленальный конверт, подаренный нам родственниками писателя, это Москва рубежа веков и это эпоха, когда Белый вдруг обратился к осмыслению своего детства, к теме рождения в человеке духовного «я».
Материалы музейного собрания мы стараемся осмыслять в статьях и публикациях, ориентированных не только на музейное сообщество, но прежде всего на филологов и вообще на широкий круг интересующихся нашей культурой. А это, в свою очередь, приносит музею самые неожиданные сюрпризы. Так, например, мы в 2013 году выпустили огромный том, посвященный смерти Андрея Белого и откликам современников на это событие. После выхода книги, имевшей значительный резонанс, обнаружились в частном собрании неизвестные ранее портреты Белого. Сейчас они в экспозиции.
Специфика музея-квартиры в том, что он является по сути одной постоянной неизменной экспозицией. Как сделать такой музей привлекательным для посещения, какие могут быть приемы работы с аудиторией?
Мемориальная квартира Белого при любых раскладах должна оставаться музеем Андрея Белого. Но степень законсервированности мемориальных квартир различна. Если музеем стала квартира, в которой сохранена вся обстановка – например, музей Волошина в Коктебеле , то да, грех что-то менять. Если честно, особой беды в том не вижу. Таких музеев в стране не много. Мы же не перестраиваем памятники – а они тоже раз и навсегда вылеплены. К тому же таких совсем мемориальных музеев очень немного в России. У нас, например, остается неизменной канва (назначение мемориальных комнат), а экспонаты могут достаточно сильно меняться, заменяться. Здесь важно оборудование, которое должно давать свободу, не быть жестким, ограничивающим каркасом. Ну и, конечно, выставочные залы, площадки. Несомненно, свободы у нас много меньше, чем у хозяев выставочных залов и открытых площадок. Это факт. Но это беда не только мемориальных, но и вообще музеев, в экспозицию которых вложены бюджетные немалые деньги. Увы – или к счастью – музей не может быть трансформером. Даже в музеях живописи, где, казалось бы, меняй развеску хоть каждую неделю, основные экспонаты десятилетиями висят на одном месте.
Мемориальный музей может быть интересен рассказом, неожиданным показом, мини-выставками. А также – и мы на этом делаем акцент – мероприятиями, связанными в том числе и с раскрытием тайн, историй, научного и культурного потенциала экспонатов.
«Увы – или к счастью – музей не может быть трансформером. Даже в музеях живописи, где, казалось бы, меняй развеску хоть каждую неделю, основные экспонаты десятилетиями висят на одном месте. Мемориальный музей может быть интересен рассказом, неожиданным показом, мини-выставками. А также мероприятиями, связанными в том числе и с раскрытием тайн, историй, научного и культурного потенциала экспонатов»
Стало популярным создавать частные музеи-квартиры, музеи-дачи. Это делают наследники, меценаты. Евгений Евтушенко сам создал свой музей, но завещал его впоследствии государству. Адвокат Добровинский создает музей Александрова и Орловой. Как Вы оцениваете это явление и какую видите перспективу развития таких музеев?
Частные музеи – если говорить о них совершенно абстрактно – то это замечательно. Приветствую. Но они ведь не живут в безвоздушном пространстве. А здесь главное – то общество, та страна, в которой открываются частные музеи. Если это музей каких-нибудь баронов, которые живут в своих замках веками, это одно дело. Если это инициатива небогатых людей или музей открывается в нестабильной стране, то есть много опасностей. Главная – утрата тех ценностей, которые в коллекции этого музея собраны. Я не только про Россию говорю. Так, например, в Швейцарии недавно один энтузиаст решил делать в Дорнахе музей Аси Тургеневой, художницы, первой жены Андрея Белого. Его многие поддержали, передали ему ценные фотографии, автографы. А потом у него жена заболела, и стало ему – не до того. Где те материалы? Про Россию не говорю. А вот решит Добровинский уехать на стрости лет жить в Грецию, например, и что? Вроде бы все по закону. Его вещи, что хочет, то и делает, но все равно жалко.
Кстати, большое количество частных музеев делается с расчетом на то, что в какой-то момент они будут переданы или проданы государству. Так и у нас, и за рубежом. Так произошло с музеем Евтушенко. И хорошо, если государство берет такие музеи себе на баланс, их поддерживает и оберегает.
Музей-галерея Евгения Евтушенко входит в состав Государственного центрального музея современной истории России. Заведующая отделом Музея-галереи Нина Назирова так обозначила будущие планы по развитию мемориальной квартиры поэта сегодня: «Музей современной истории России и дальше будет уделять самое пристальное внимание развитию Музея-галереи Е.А. Евтушенко. Евгений Александрович хотел, чтобы галерея была живой и развивающейся площадкой: чтобы люди наслаждались уникальными картинами, которые он собирал все жизнь и специально передал в дар государству при жизни для того, чтобы их могли увидеть все желающие. Чтобы поэты и любители литературы собирались здесь на литературные вечера. У нас обязательно будут проходить памятные мероприятия, посвященные жизни и творчеству выдающегося поэта, которому в июле должно было исполниться 85 лет, встречи цикла «Евтушенковские вечера» и «Переделкинские посиделки у Евтушенко». Самое главное направление – это продолжать работать и развивать Музей-галерею его имени. Он передал ее людям и наш долг сохранить и сберечь его наследие.»Естественно, чем больше музеев – частных, школьных и прочих – тем лучше. Это культурная активность общества. Надо приветствовать. Но и тревога есть. За их будущее. И за наше культурное наследие.
«Кстати, большое количество частных музеев делается с расчетом на то, что в какой-то момент они будут переданы или проданы государству. Так и у нас, и за рубежом. Так произошло с музеем Евтушенко. И хорошо, если государство берет такие музеи себе на баланс, их поддерживает и оберегает»
Есть ли общий рецепт конвертации огромного архива и исследовательской работы с ним в музейную экспозицию?
Да, надо сразу смириться с тем, что не все можно показать, не все идеи, даже самые распрекрасные могут «осадиться» в экспозиции. Надо бояться того, что гора книг и бумаг, посетителю неизвестных, нечитанных и часто нечитабельных, вызовет скуку и зевоту. Но это все – отрицательный филологический опыт. Что же касается позитивного опыта, то здесь сложнее. Мне кажется, что музей надо делать так, чтобы он был интересен и тому, кто кроме школьной программы ничего не знает, и – самому крутому академику, чтобы в экспозиции было и что-то совсем банальное, и – что-то совершенно экзотическое. В остальном – не должно быть общего рецепта, если мы не хотим, чтобы все музеи были похожи друг на друга.
«Мне кажется, что музей надо делать так, чтобы он был интересен и тому, кто кроме школьной программы ничего не знает, и – самому крутому академику, чтобы в экспозиции было и что-то совсем банальное, и – что-то совершенно экзотическое»
Применимы ли мультимедиа технологии в мемориальном музейном пространстве?
Они выигрышны, когда помогают открыть, раскрыть, представить во всей красе экспонат или рассказать важный сюжет. Например, недавно в Вене весь день провела в Кунсткамере. Там несколько залов с громадными заводными, механическими конструкциями. И рядом с каждой из них – планшет, на котором можно увидеть каждую игрушку в действии: как корабль плывет и стреляет, а на палубе солдаты маршируют, оркестр играет, флаг поднимается, собака лает, повар готовит… Или – в той же Вене – Музей музыки, где можно себя попробовать дирижером оркестра: если ты неправильно машешь, то музыканты уходят, а если правильно, они тебе хлопают; радость и веселье для всего зала. Когда мультимедиа заменяют, вытесняют подлинное — мне это кажется бессмысленным. Это имеет право на существование, но просто музеем не должно называться.
«Когда мультимедиа заменяют, вытесняют подлинное — мне это кажется бессмысленным. Это имеет право на существование, но просто музеем не должно называться»
Справедливо ли, на Ваш взгляд, применять к музею такое понятие как рентабельность?
На мой непросвещенный и неавторитетный взгляд, культура – это статья расхода, а не дохода. Пользы для культуры от превращения ее в коммерческий проект не вижу. Это не модно сейчас, но предпочитаю оставаться при устаревших воззрениях.
Какой музей одной личности за рубежом Вы бы назвали гениальной экспозицией? За счет каких эффектов, приемов она создана?
Люблю музей Гюстава Моро в Париже. Или мастерскую Бранкузи. Они интересны мне тем, что в них много прекрасных подлинных экспонатов. Можно смотреть, наслаждаться, думать. Никто не заставляет любить, но представление они дают. Экспонаты говорят сами за себя, без эффектов. А эффекты — это как косметика. Они хороши в ограниченных количествах и реальную красоту ими нелегко создать.
Отрицательный пример – музей Карла Маркса в Трире. Идеологический фейк, комический эффект и недоумение.«Экспонаты говорят сами за себя, без эффектов. А эффекты — это как косметика. Они хороши в ограниченных количествах и реальную красоту ими нелегко создать»
Музей Гюстава Моро
Гюстав Моро (1826 — 1898) — французский художник и график. Практически всю свою жизнь провел в Париже (14, rue de La Rochefoucauld, Paris), был избран членом Академии изящных искусств и руководил мастерской живописи. После смерти завещал свой дом с собранием картин Парижской мэрии. Сегодня в нем расположен музей. На первом этаже квартиры выставлены картины художника. С первого этажа по декоративной лестнице можно подняться на второй этаж, где расположены жилые комнаты.
Музей-мастерская К. Бранкузи
Константин Бранкузи (1876 — 1957) — скульптор-авангардист, основатель зодческого абстракционизма, получивший широкую известность в середине прошлого века. Вскоре после смерти художника по сохранившимся фотографиям его мастерская была воссоздана и начала функционировать как музей Мастерская является филиалом Центра Помпиду (Place Georges Pompidou, Paris)
Что у нас мешает развитию таких музеев?
На мой взгляд, развитию музеев мешает очень слабое финансирование. Это банальность. А в остальном – ничего не мешает. В России множество прекрасных музеев. Пределов совершенства нет, но имеющееся очень достойно. И в столицах, и в провинции.
Какой проект в музее Вы хотели бы реализовать и что для этого нужно?
Хотелось бы арбатский музейный кластер – литература (Пушкин, Андрей Белый), музыка (Скрябин), философия (Лосев), скульптура (музей Голубкиной).
Мешает инерция и всякие бюрократические сложности. Но мы постараемся в этом году его реализовать.«Культура – это статья расхода, а не дохода. Пользы для культуры от превращения ее в коммерческий проект не вижу»
Просмотров: 394