Новости
Статьи
Исаак Стерн: "Мои первые 79 лет". Глава 3 - часть 1. Стерн встречает Вивьен Ли и едет обратно в Таун-холл
28.08.2018
Исаак Стерн в молодости
Не читали до этого? Содержание
В Сан-Франциско мой дебют в Таун-Холле был подан, как безусловный триумф. Никто не собирался рассматривать его в качестве возможного краха моей карьеры.
Все придавали значение только одобрительным высказываниям рецензентов, а сомнения и небрежности в статьях пропускали мимо ушей.
«Исключительно критически настроенная аудитория шумно приветствовала его как обладателя редкостного таланта»
– так трактовал события «Экзаминер».
Нью-йоркская ирония и снисходительность совершенно исчезла в изложении газеты “Daily News”, которая, цитируя замечание нью-йоркской «Сан» по поводу скрипачей, которых в Калифорнии столько же, сколько и апельсинов, обратила это в прямой комплимент и добавила:
«Но из многих сообщений по поводу потрясающего успеха, достигнутого Исааком Стерном в Нью-Йорке, ни одно Наум Блиндер не ценит так, как следующее письмо от Луиса Персингера, с которым Исаак занимался во время короткого визита в Нью-Йорк, еще до знакомства с г-ном Блиндером.
Г-н Персингер написал г-ну Блиндеру следующее:
«Вне всякого сомнения, Вам уже сообщили о триумфе, который сопутствовал сольному концерту Исаака Стерна, но я хотел бы особенно отметить блестящие успехи, которые он сделал с тех пор, как я последний раз слышал его игру.
Разумеется, я присутствовал на концерте, и более всего я был поражен музыкальным ОТНОШЕНИЕМ Исаака ко всему, что он исполнял. Я имею в виду ДУХ, требовало ли сочинение блеска, поэтичности, яркости, музыкальной простоты или сотни других вещей…
Безусловно, мальчик показал ДУШУ с помощью музыки, зал быстро осознал, чего стоит его игра и наградил искренней овацией».
Статья в “Daily News” заканчивалась сообщением, что «выделение слов заглавными буквами сделано г-ном Персингером».
Однако газеты Сан-Франциско не могли уменьшить того разочарования, которое я почувствовал после прочтения рецензий. Возвратившись домой, я начал работать, как сумасшедший, выкладываясь еще больше, чем прежде. Мне предложили несколько концертов – достаточное количество для того, чтобы понять, что это значит снова в дорогу, снова заниматься, снова играть. И я играл в Сиэтле, в Портленде, Ванкувере. Один или два раза со мной ездила мама. В основном же я путешествовал один или с Бетти Александер.
Помню себя в поезде по дороге куда-то в Орегон или в Английскую Колумбию. Я вошел в вагон-ресторан и увидел потрясающе красивую женщину, в которую моментально влюбился. Она была в широких брюках и в свитере, горловина которого скрывала совершенную, невероятную, лебединую шею. У нее были огромные черные глаза, она скромно сидела и завтракала. До того момента я никогда в жизни еще не встречал таких женщин. Это была Вивьен Ли. Заговорить с ней я не осмелился. И больше уже никогда с ней не встречался.
Если я не был на гастролях, я работал – как с Блиндером, так и самостоятельно – над усовершенствованием своих навыков игры. Мне нужно было взять свои природные данные и превратить их в по-настоящему мощное оснащение, сделать свою игру максимально естественной и легкой. Я должен был изучать все произведения намного глубже, больше заниматься ими, сделать так, чтобы они постоянно были у меня «в руках».
Я занимался до тех пор, пока все физические навыки не доводились до автоматизма. И играл в домах и храмах, на фестивалях и праздниках – где только я мог выступить перед публикой с программой, которую впоследствии должен был снова показать в Нью-Йорке. Я научил свои руки и пальцы понимать, что они делают, что они должны ощущать, когда они делают это, чувствовать все до мельчайших подробностей, и понимать, что они должны чувствовать, когда делают именно то, что мне нужно.
Почти с самого начала я был способ выразительно играть без того, чтобы мне говорили, как это делается. Не знаю почему, но музыка всегда была для меня более или менее открытой книгой. В этом был мой талант. Я, конечно, говорил, как подросток, но это было музыкально. Теперь мне необходимо было навести глянец на свой звук, сделать его более разнообразным.
Что я помню о том времени, это то, что я сразу стал гораздо более собранным. Дело было не столько в том, чтобы больше заниматься, сколько в том, чтобы собраться как следует, в том, чтобы научиться за три часа делать то, на что до этого у меня уходило двенадцать. Я был совершенно не согласен с тем, что обо мне написали нью-йоркские критики, но я знал, что у меня есть определенные слабые стороны, и что в основном они связаны именно с неумением собраться. И я начал напряженно работать над этим.
Впрочем, напряженно, наверное, не совсем верное слово. Фанатично, истово, страстно – такие слова, думаю, точнее передадут мои чувства в тот год. Мне удалось попробовать краешек чего-то в Нью-Йорке. Но теперь я хотел все блюдо целиком. Я должен был доказать свою состоятельность в Таун-холле.
Мне казалось, что вторая попытка в Таун-холле предполагала очевидную необходимость в профессиональных консультациях, необходимость в человеке, который бы точно знал, как все организовать. Мне нужен был хороший менеджер.
В течение двух лет мной занимался краснолицый рыжий и сильно пьющий молодой ирландец по имени Уилфрид Дэвис, который был каким-то образом связан с музыкальными кругами Сан-Франциско и взял на себя организацию моей жизни. Дэвис сообщил обо мне менеджеру по имени Пол Стос.
Офис Стоса располагался в Нью-Йорке и представлял два коллектива: Венский хор мальчиков и Хор донских казаков. Стос много ездил по стране. По совету Уилфрида Дэвиса, он послушал меня, когда попал в Сан-Франциско, после чего взял к себе «под крыло».
Родился он в Техасе. Волосы у него были светлыми, а политические убеждения такими, что по сравнению с ним гунн Аттила казался настоящим либералом. Другого такого отпетого реакционера, к тому же еще и пьющего, я в своей жизни не встречал. Но он любил музыку, и быстро проникся ко мне глубокой приязнью. Ему очень нравилась скрипка, но в свое время он потерпел неудачу на пути к построению собственной карьеры. Думаю, в какой-то степени он рассматривал меня, как воплощение его собственной мечты.
Когда я вспоминаю обо всем этом, я думаю о том, как мне повезло в юности с людьми, которые хорошо относились ко мне не только потому что я играл на скрипке, но и просто по-человечески. Наум Блиндер – раз, Пол Стос – два. Оба глубоко верили в меня. Именно Стос организовал мой второй концерт в Таун-холле. Концерт именовался так: «Пол Стос представляет Исаака Стерна».
Итак, меньше, чем два года спустя, я снова ехал в Нью-Йорк вместе с мамой. В этот раз я уже мог оплатить кое-какие расходы из собственных гонораров. Остальное добавила (ну, конечно!) Люти Гольдштейн.
Продолжение следует
Перевод – Борис Лифановский